Психология масс: люди заболевают катастрофофилией (ВИДЕО)

Давно известен такой термин, как психология масс. Есть специальные технологии управления толпой, что мы видели на примере Евромайдана на Украине.

Есть ли место личности в толпе и что такое эпидемия катастрофофилии, рассказал в программе «Радио Кузичев» Акоп Назаретян, профессор, главный научный сотрудник Института Востоковедения РАН, главный редактор журнала «Историческая психология, социология и история».

Личность и толпа

Анатолий Кузичев: Мы хотели поговорить о психологии толпы. А есть ли место личности в толпе?

Акоп Назаретян: В настоящей толпе, конечно, личности места нет. Потому что один из главных механизмов формирования толпы — это так называемая циркулярная реакция, когда происходит эмоциональное заражение, взаимное, где индивидуальность временно расплавляется. Если человек не готов, если он не профессионал, не специалист, не с целью приходит в толпу.

А. К.: Ну понятно, если он не профессиональный провокатор.

А. Н.: Он как раз может прийти туда с целью предотвратить нежелательные формы толпы. Такие вещи тоже есть. В общем, если он не готов к этому, то существует угроза, что он потеряет свой здравый смысл, жизненный опыт. И он начинает реагировать как все. Особенно это видно в панической толпе.

Что такое толпа?

А. К.: Получается, дело в определении толпы, а не в количестве?

А. Н.: Количество здесь не имеет решающей роли, и два человека могут, по сути, через эмоциональное кружение давать какие-то эффекты толпы. Толпа — это множество людей, не объединенных общностью целей и единой позиционно-ролевой структурой. Не объединенных, но связанных общим центром внимания и сходством эмоционального состояния.

Толпа создается сходством эмоционального состояния. В толпе нет как таковой структуры. В настоящей толпе, понимаете, нет жесткой границы между толпой и не толпой. Есть противоположные полюса.

А. К.: А как называется не толпа, но большое количество?

А. Н.: Не толпа называется группа, организация.

Есть, скажем, два полюса, если брать такой континиум. На одном полюсе — герои-панфиловцы, для которых главное — не пропустить немецкие вражеские танки в город, и они ложатся под танки, и для них общая цель очень жесткая и не сопоставимая ни с чем другим. А противоположный полюс — это паническая толпа, которая уже не признает ни женщин, ни детей, ничего. Все готова растоптать, это вот крайняя степень. Например, так превращаются в стадо.

В определенной ситуации у людей может происходить эволюционная регрессия. Хотя стихийное массовое поведение не только в толпе происходит. Могут быть ментальные эпидемии. Мы в журнале «Историческая психология» много сейчас этим занимаемся.

Пример контролируемой толпы — Евромайдан

А. К.: На примере Евромайдана — может ли толпа быть долгой?

А. Н.: Мы делали фильм специально про Евромайдан 2004–2005 годов. Почему называется «стихийное поведение массы»? Все эти вещи могут происходить стихийно. И превращение, и образование толпы. Но зная механизмы поведения толпы, ее можно провоцировать, превращать, и эти превращения могут быть стимулированы спонтанно. То есть управлять поведением толпы, значит уметь превращать ее из одного вида в другой. Вот и Евромайдан.

Ментальная эпидемия и катастрофофилия

А. Н.: Перед Первой Мировой Войной Европа просто вся была полна так называемым «комплексом катастрофофилии». Это термин, который придумали немецкие и голландские политологи — массовый «комплекс катастрофофилии». Вроде бы для Первой Мировой Войны ни экономических особенных предпосылок не было, ни даже идеологических. Десятки миллионов людей пошли под пули с энтузиазмом, с восторгом. В августе 1914 года в европейских столицах, как описывают современники, царило праздничное настроение. Все ждали маленькой победоносной войны. В Петрограде французские и английские послы заключили пари на пять фунтов стерлингов о том, когда они придавят Германию, к Рождеству или к Пасхе…То есть жажда маленькой победоносной войны становилась просто всеобъемлющей.

А. К.: А откуда взялась катастрофофилия?

А. Н.: Долгое отсутствие войны, тоска…

А. К.: Получается, долгий мир человека угнетает?

А. Н.: Достоевский писал: «Долгий мир зверит и ожесточает человека». Я буквально цитирую. И многие другие. Вот Гегель: «Войны предохраняют нации от гниения». И так далее. Тоска по острым переживаниям, эмоциональный дефицит. Он выражался в том, что первое десятилетие XX века — вроде все было мирно, но была мода на массовые самоубийства, всякие экзальтированные дела. Поэты писали о самоубийстве, русские и немецкие. Немецкие интеллектуалы в августе 1914 года написали: «Наконец-то начинается настоящая жизнь вместо этого бессмысленного прозябания». То есть появляется смысл. Война, конфликт облегчают…

К сожалению, сейчас с поправкой на глобализацию, мир переживает нечто очень похожее. Это было континентальным явлением, дальше России это не уходило. И вот сейчас мы вот фиксируем катастрофофилию по миру, которая идет из Америки, из Ближнего Востока, последние годы и Россия этим заразилась.

Эпидемия катастрофофилии — это сейчас самая большая угроза. Неосознаваемая угроза — это опасность. Для психолога угроза и опасность — это разные вещи.

Царьград

Смотрите также: